The only choice

Не знаю, почему я оказалась здесь. Мне тут не место… и нигде. Перед глазами все расплывалось, тело онемело, я не могла даже пошевелиться. Запястья болели сильно, но как-то отдаленно, будто и не у меня. Голова кружилась, идеально белый цвет повсюду раздражал взор. От твердой кровати, на которой мне приходилось лежать, болела спина. Какие-то люди ходили за дверью, говорили, но я их не понимала, хоть и слышала. Я немного приподнялась на локтях и осмотрелась. Маленькая комната с телевизором в углу и небольшим окошком сбоку от кровати; и все в чисто белых тонах. Около двери напротив меня сидела женщина лет тридцати опять же в белом халате. Я набралась сил и села на кровати. Женщина тут же заметила это и подошла ко мне. Она улыбалась мне так мило и ободряюще, но в глазах было лишь пустое равнодушие.
- Как ты? – спросила она и тут же приложила пальцы к моей шее, измеряя пульс. Хотелось вырваться, но сил совсем не было.
- А вы как думаете? – мой голос хрипел и звучал так, будто говорила не я.
Женщина ничего не ответила, а лишь молча измерила мой пульс и направилась к двери со словами, что сейчас приведет ко мне врача. Я легла на кровать и посмотрела на запястья. Вены на обеих руках были туго перевязаны бинтами. Я потерла руки, почувствовав резкую боль. Ну как могло так получиться? Ведь я хотела совсем не этого.
Вскоре доктор пришел. Он осуждающе смотрел на меня.
- Как дела? – его голос звучал сухо и грубо, даже отвечать не хотелось, в принципе и нечего было.
- Нормально, - ответ был равнодушным, совершенно отстраненным и абсолютно не правдивым.
- Болит? – он потер бинты на запястьях.
- Немного, - болело довольно сильно, но говорить ему об этом не хотелось.
- Вечером у тебя прием у психиатра, - сказал он и, больше не проронив ни слова, вышел.
Психиатр? Зачем он мне? Я же не псих. Они просто не понимают, ведь психиатр тут совсем не поможет.
Уже через пару минут врач вернулся, а за ним прошла моя мать. Он говорил ей что-то, но она даже не слушала, а смотрела на меня. Ее глаза блестели от слез, она была испугана и встревожена. В эту секунду стало так плохо: я представила, что было бы с ней, получись все у меня. Как же так получилось? Я хотела этого, иначе не поступила бы так, но родители… их ранить совсем не хотелось… но мне пришлось, не могла я просто продолжать так жить.
Врач вышел, а мама подошла ко мне. Пару секунд она просто смотрела на меня, а потом крепко обняла. Мне захотелось заплакать, извиниться за все, но я смогла сдержаться, так было надо.
- Все в порядке, мама, - глотая слезы, произнесла я. Нет, не должна была она знать всего.
- Диана, - плача проговорила она, все еще не отпуская меня. – Почему, милая?
- Прости, мама. Так было надо, - последнюю фразу я постаралась произнести твердо и уверенно, но это мало получилось.
- Диана, милая, объясни мне все, прошу, - она отстранилась от меня и посмотрела в глаза.
- Не могу, - я вздохнула и отвернулась от нее к окну. – А где папа?
Мама несколько секунд молчала, а потом ответила тихо и неуверенно:
- Внизу, в машине.
- Я ему так противна? – я по-прежнему не смотрела на нее и знала, что и она не смотрит на меня.
- Нет, что ты, дорогая. Он… мы так испугались и не можем понять.
- И не надо, - я резко повернулась на нее. – Не стоит это понимать.
‘Вы и не сможете’ – пронеслось у меня в голове, но говорить так я не хотела.
- Но… - начала было мама, но замолчала, а потом, тяжело вздохнув, закончила. – Ладно.
Она посидела еще несколько минут и ушла. Это и хорошо: не хотелось ни с кем общаться, тем более с мамой. Один взгляд на нее заставлял чувствовать себя виноватой, а я не хотела. Я твердо решила, что хочу этого, сомнения мне были ни к чему.
Вечером за мной зашел врач и повел к психиатру. Жаль, что нельзя было отказаться от этого совершенно бесполезного приема. Ни психиатры, ни психологи не могут помочь, в этом я была уверена с раннего возраста. Он, очевидно, был занят, так как меня попросили подождать в коридоре. Разместившись на скамье ожидания, я стала осматриваться. Больные ходили в основном в сопровождении врачей и медсестер, некоторые пациенты вели себя так неадекватно, что заставляло меня вновь задаваться вопросом ‘Почему я здесь? Я не псих, я лишь устала…’
Вскоре ко мне подсел парень, ненамного старше меня на вид. Он пару секунд внимательно осматривал меня, а потом, отвернувшись, проговорил:
- Зря ты это.
Я неодобрительно и несколько удивленно от такой прямоты посмотрела на него.
- Не твое дело.
Он пожал плечами и, все еще не смотря на меня, ответил:
- Просто это глупо.
- Да что ты понимаешь? – я тоже отвернулась от него, показывая, что совершенно не хочу продолжать этот разговор.
- Ну после третьего раза многое понимаешь.
- Что? – я удивленно посмотрела на него. – Третьего раза?
Он усмехнулся и, наконец, повернувшись ко мне, пожал плечами.
Тут же подошла медсестра и позвала меня в кабинет. Я взглянула на парня и быстро пошла к психиатру.
Как я и ожидала, ничего дельного он не сказал: расспрашивал о моей семье, мне, школе, институте и о жизни вообще. По истечению почти часа этой скучной беседы он все-таки спросил то, что я уже долго рассчитывала услышать:
- Что подвигло тебя на это, Диана?
Минуту я молча смотрела на него, а потом как только могла твердо ответила:
- Прием окончен.
Допрашивать он меня не стал и просто отпустил в мою палату. Мне хотелось просто заснуть, а проснуться лишь тогда, когда все это закончится…
Легла я рано, а проспала при это полдня. Перед сном мне что-то вкололи, наверное, успокоительное, которое так и подействовало. Но это только на пользу. Я, наконец, выспалась, чего не могла позволить себе уже более десяти лет прямо с первого класса.
Но как только я проснулась, ко мне пришел врач. Он сменил повязки на запястьях. Заменила его медсестра, которая повела меня в столовую. Пришлось обедать чем-то отдаленно напоминающим нормальную еду, но что поделать: это беда, наверное, всех клиник.
Скорее всего меня посчитали более менее адекватной, потому что медсестра, проводив меня и дав указания возвращаться в свою палату после обеда, ушла. Хорошо, не люблю недоверия к себе. Бежать я точно не собиралась, как и повторять содеянное… не здесь и не сейчас.
Я пошла по коридору, осматриваясь по сторонам. Я все еще не могла поверить, что я здесь. Мне казалось все несправедливым и ошибочным. Я даже не думала, что окажусь здесь.
На скамье сидела молодая женщина и плакала. Из ее руки выпал платок, а я по привычке подняла его и протянула ей. Она несколько секунд смотрела на мою руку. Потом она взяла меня за кисть и слегка потянула к себе, посмотрев мне в лицо. Сколько боли и отчаяния было в ее глазах, мне даже стало ее жаль.
- Почему вы делаете это? – продолжая плакать, спросила она.
- Потому что другого выхода нет, - высвободив руку, ответила я, но тут же услышала позади уже знакомый голос:
- Нет, - парень, с которым еще вчера я говорила в коридоре, поравнялся со мной и продолжил. – Просто мы другого выхода не видим, - он посмотрел на меня, а потом перевел свой взгляд на женщину. – Мы прекращаем бороться, считая это бесполезным. Мы смотрим вперед и не видим ничего, кроме боли, отчаяния, горести и одиночества, - он вновь посмотрела на меня, казалось, он говорит это вовсе не женщине,  а мне. – Мы не хотим или просто не можем осмотреться по сторонам и увидеть там все в ином свете. И лишь тогда мы совершаем эту глупость.
Он хотел продолжить монолог, но я  резко развернулась и пошла в свою палату. ‘Он не знает, он ничего не знает’ – повторяла я себе, как заклинание. – ‘Откуда он, парень, пациент, которого я вижу второй раз в своей жизни, может знать, что я  чувствую?’ На этих мыслях я и уснула.
К вечеру меня разбудила медсестра. Она сказала, что я должна поесть и выпить лекарство. Сопротивляться было бесполезно, поэтому я смиренно пошла в столовую.
Я одна села за столик у окна и думала обо всем произошедшем. Есть совсем не хотелось, поэтому уже почти час я ковыряла в тарелке вилкой. Меня вырвал из мыслей голос позади:
- Мы не ведаем, что творим, когда глотаем таблетки или режем вены…
Я обернулась: позади меня снова стоял он; тот парень, имени которого я так и не знала и знать не хотела, но который казалось уже преследовать меня начал.
- Кажется, ты не дослушала мою историю в прошлый раз.
- Я и не хочу, - я отвернулась от него и, уткнувшись в тарелку, старалась делать вид, что ем.
- Не скажи, - он сел напротив меня так бесцеремонно, что начал уже раздражать. – Тебя заинтересовало это.
- С чего ты взял? – я не смотрела на него, хоть  и было интересно, как он ответит на этот вопрос… ведь он был прав.
- Во-первых, ты еще не ушла. Во-вторых, ты можешь повториться, хоть и не хочешь этого, ты просто еще не поняла, только где-то в глубине души, поэтому ты слушаешь меня. Теперь я хочу, чтобы ты услышала.
Я вздохнула и подняла на него взгляд, в котором хотела сказать, чтобы он ушел, но, боюсь, кроме реального интереса, в нем ничего не было.
- Ты много говоришь, ты знаешь?
- Да, - он улыбнулся. – Я долго молчал, а теперь понял, что нужно говорить.
‘Лучше бы он молчал’ – задумалась я, вновь уткнувшись в тарелку.
- Знаешь, - тем временем продолжал он. – Никакие проблемы не заслуживают столь радикального решения.
Я резко подняла на него взгляд, стараясь вложить в него как можно больше злости. ‘Ну почему он лезет не в свое дело? Почему говорит это мне? И почему он прав?’
- Нет никаких проблем, ясно? Абсолютно.
- О… - протянул он, слегка улыбнувшись. – Знакомая ситуация. Отсутствие проблем тоже проблема, не так ли?
- Что ты несешь? – мне хотелось уйти, но что-то не позволяло.
- Одиночество… извечное одиночество. Сначала этого не замечаешь, потом пугаешься, а потом начинаешь ложно оправдывать его своим желанием. Оно приносит боль, отчаяние. Вокруг нет никого: ни друзей, ни любви, никого… Нет никакой жизни. Это лишь существование. Простое биологическое существование без каких-либо проблем, что пугает, когда это замечаешь. Доходит даже до того, что ты хочешь этих проблем. Предательство, измена – тебе все равно. Главное – проблема, как составляющая жизни, которой  у тебя нет.
Я внимательно слушала его, по щеке скатилась слеза, ведь он говорил обо мне, так точно, что…стало страшно, но так тепло: ведь меня понимают.
Я встала и утерла слезу. Он поднял на меня глаза и продолжил:
- А теперь представь, что это все лишь в тебе. Ты боишься сделать шаг, который приведет тебя к жизни, которая у тебя есть и всегда была, но ты боялась ее увидеть. Один маленький шаг, одно лишнее слово, один взгляд в сторону и ты живешь.
- Перестань, - почти крикнула я и, еще пару секунд посмотрев на него, быстро ушла.
Я зашла в палату и громко хлопнула дверью.
Всю ночь я пролежала в кровати, думая о том, что он сказал. Я обдумывала каждое слово, я применяла их ко всей своей жизни, все больше убеждаясь в правоте его слов. От этого стало так больно, тяжело, ведь получается, что все могло сложиться иначе, а содеянным я лишь доставила боль близким и себе…
Заснула я только под утро, но уже через пару часов проснулась. Я вышла из палаты и пошла по коридору, когда меня остановила медсестра. Она задала мне несколько вопросов и сказала идти в столовую, поесть, и указала на комнату отдыха, в которую посоветовала пойти, если не захочу более сидеть в своей палате.
По ее указанию я-таки пошла завтракать, хоть того совсем и не хотелось. Легко перекусив, я отправилась осмотреть комнату отдыха: делать все равно было нечего.
Я зашла и осмотрелась. Комната отдыха было слишком сильно сказано. Помещение ненамного больше размеров палаты, телевизор  диван перед ним, стол для игры в карты, стенд с книгами и небольшая софа около него. У окна сидели двое мужчин и курили. Телевизор смотрела одна девочка помладше меня, еще трое пациентов играли в карты. Но мое внимание привлек парень, читавший книгу. Тот самый парень, имени которого я по-прежнему не знала, и который сказал мне то, что я должна была услышать.
Глубоко вздохнув, я подошла к нему и произнесла, как только могла уверенно:
- Я Диана.
Он поднял на меня взгляд и улыбнулся так, будто уже давно ожидает услышать это.
- Алек.
- вот и познакомились, - я села рядом с ним. – А теперь ответь, Алек, почему я? Зачем ты говорил это и именно мне?
Он на несколько секунд отвернулся от меня и, вновь посмотрев на меня, неспешно проговорил:
- Увидел в твоих глазах отчаяние, на руках повязки и понял, что когда-нибудь ты это повторишь. Я прав? – он посмотрел мне в глаза, от чего стало не по себе.
- Я не знаю, - я быстро опустила взгляд.
- Прав, - протянул он. Порой казалось, он и не слушает меня, но все знает. – Ты бы повторилась. Не сейчас, через время.
- Почему ты так думаешь?
- По себе знаю, - быстро ответил он. Только сейчас я вспомнила, что он говорил о трех попытках.
Я посмотрела на него.
- Ты, правда, делал это трижды?
Он слегка кивнул.
- Знаешь, после первого раза я начал сомневаться. После второго – понял все. А после третьего – я смог это принять. Я лишь не хотел, чтобы тебе понадобились три неудачные попытки, чтобы все это осознать.
- Не понадобятся, - я вздохнула и улыбнулась ему.
- Я рад, - он улыбнулся мне в ответ, но так грустно и обреченно. Я так и не поняла почему.
Мы сидели молча, нам и не нужно было говорить. Я раньше не понимала, когда говорили, что молчание – лучшее общение, но теперь поняла.
До моей палаты мы шли также молча, я думала так и расстанемся, но Алек прервал эту многословную тишину:
- Диана, обещай мне, что когда выйдешь отсюда, посмотришь на мир совершенно другими глазами.
Он смотрел мне в глаза с надеждой и обреченной извечной грустью.
- Обещаю, Алек.
Он грустно улыбнулся, слегка коснулся моей руки и ушел в свою палату, более не проронив ни слова.
Это был последний раз, когда  я видела его живым. В эту же ночь он скончался в своей палате.
Как оказалось, в последнюю свою попытку самоубийства он наглотался таблеток. Он выжил, но они дали ослабление на его сердце, которое в итоге и не выдержало. Спасти его так и не успели.
Я выполнила последнее данное ему обещание и вышла из клиники, иначе смотря на мир. Я была совершенно новой, но при этом никогда не забывала о себе прежней и о своем прошлом.
До сих пор я не забываю Алека, который изменил всю мою жизнь. Несколько убедительных слов, одно данное обещание сделали меня другим человеком. Я смогла измениться и теперь с нежностью вспоминаю ту маленькую глупую девочку Диану, которая хотела лишиться всего, что имеет, а этого никогда не было мало.

КОНЕЦ.